…Февраль 1942 года. В Круглом или, как он еще называется, Шебуевском зале Ленинградской академии художеств стоят два гроба из неструганых и некрашеных досок. В первом — тело скончавшегося от дистрофии выдающегося русского художника, профессора Ивана Билибина, во втором — профессора Оскара Мунца. Рядом, завернутое в саван, лежит тело одного из студентов академии. Так в журнале «Искусство» 1966 года Е. Климин описал одну из трагических страниц истории блокадного Ленинграда. Сегодня этот человек перестал быть для нас, потомков, безымянным. Его имя Моисей Ваксер. Его короткую, но яркую биографию раскрывает нам кандидат архитектуры, доцент БНТУ Вячеслав Чернатов.
Несколько лет назад, работая в Белорусском государственном архиве-музее литературы и искусства, он сделал для себя ряд удивительных открытий, самым неожиданным из которых стал отрывок из письма неизвестного автора, датированного 1942 годом. Корреспондент «РСГ», ознакомившись в свою очередь с этим документом БГАМЛИ, не может не отметить пытливость исследователя: карандашный текст, написанный убористым почерком на пожелтевших листках оберточной бумаги, практически нечитаем. Однако Вячеславу Чернатову удалось буквально по буквам воссоздать истертые от времени слова и разгадать одну из интереснейших загадок истории белорусской архитектуры.
…Отправитель, чье имя узнать невозможно, так как часть страниц письма утрачена, хорошим литературным языком рассказывает о событиях декабря 1941 года, непосредственным участником которых он был. В неотапливаемых стенах академии художеств в Ленинграде при свете коптилок состоялась очередная защита дипломных работ студентов-архитекторов.
Защита несколько раз прерывалась сигналами тревоги, и тогда члены Государственной экзаменационной комиссии спускались в убежище. Среди них были заместитель директора академии А. Сегал, заведующий отделом управления по делам искусств А. Борташевич, декан архитектурного факультета профессор Я. Гевирц, руководители мастерских И. Лангбард, А. Никольский, Г. Котов (через месяц умер от дистрофии), Л. Тверской, И. Фомин, Е. Катонин. Из Москвы специально прилетел профессор Л. Руднев. Позже, 22 ноября 1942 года, заслуженный деятель искусств БССР, профессор Ленинградской академии художеств Иосиф Лангбард в своем докладе, хранящемся сегодня в Белорусском государственном архиве научно-технической документации, писал: «…Особо следует отметить дипломников, работой которых я руководил и которая протекала в героических условиях, в полутемных нетопленых мастерских при ежедневных и многократных бомбардировках с воздуха, а позднее — при почти беспрерывных артиллерийских обстрелах города… Некоторые из моих студентов геройски сражались и пали за свою родину, а многие и по сей день геройски сражаются в рядах Красной Армии. В декабре месяце в залах академии художеств состоялся выпуск дипломников».
Защита дипломных проектов проходила два дня, 6 и 8 декабря, и транслировалась по радио. Правда, в целях конспирации, несколькими днями позже. Благодаря этой трансляции, к примеру, проживавший в Москве дядя студента Сергея Сперанского (в будущем народного архитектора СССР) узнал, что его племянник жив и здоров. К слову, корреспондент «РСГ» позвонила в Санкт-Петербург его дочери Варваре Сперанской, и та подтвердила, что процесс защиты дипломных проектов стенографировался, а часть стенограммы в настоящее время хранится в семейном архиве.
В определенном смысле сама защита и ее трансляция были мощным идеологическим ходом. Уже сам этот факт являлся подтверждением, что даже в условиях блокады культурная жизнь города не замирала. Недаром писатель Н. Тихонов в статье «Навстречу весне», опубликованной 1 мая 1942 г. в № 18 газеты «Литература и искусство», сравнил его с седьмой симфонией Д. Шостаковича, написанной в осажденном Ленинграде.
К защите были представлены дипломные работы лишь небольшой группы выпускников. Известно, что было правительственное распоряжение об отзыве из действующей армии студентов, не успевших защитить свои дипломы, однако они были разбросаны по разным фронтам, и не до всех эта информация могла дойти. В те тревожные дни успешно защитил свой дипломный проект в будущем народный архитектор СССР Владимир Король. Был среди выпускников и еще один наш талантливый земляк, защита которого была названа блестящей, и о котором, основываясь на ветхих архивных документах, нам рассказал Вячеслав Чернатов.
Речь идет о студенте-дипломнике архитектурного факультета академии Моисее Ваксере — именно так он подписывал свои художественные работы, хотя настоящая фамилия его была Векслер. Родившись в 1916 г. в Баку, он с 1931 г. проживал в Минске. В этом же году он принимал участие в IV Всебелорусской художественной выставке, раздел «Политкарикатура». В 1934 г. он на «отлично» окончил Минский архитектурно-строительный техникум и по ходатайству Министерства просвещения БССР был направлен для поступления во Всероссийскую академию художеств в г. Ленинграде. Интересно, что годом ранее подобное направление-рекомендацию получил еще один талантливый выпускник минского техникума Георгий Заборский.
К своему дипломному проекту М. Ваксер приступил еще до войны, выбрав мирную тему: «Парк культуры и отдыха в Минске». Руководителем работы был назначен проф. Л. Руднев. Однако с началом Великой Отечественной выпускник тему поменял на более актуальную: «Парк Победы с памятником-монументом в честь героических бойцов Красной Армии, мужественно отстаивавших свободу и независимость нашей Родины». «По сути, это была первая крупная работа в монументальном искусстве, посвященная событиям Великой Отечественной войны, — отметил Вячеслав Чернатов. — Своим проектом М. Ваксер утверждал бессмертие подвига советского народа в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками».
Примечательно, что проект выполнялся в уже оккупированном Минске. В каких условиях он разрабатывался, нетрудно себе представить. Но впереди была еще дорога в Ленинград. Наш собеседник процитировал неизвестного корреспондента: «…автор не был Геркулесом, которому без труда далась эта работа, недоедание, большое расстояние, пройденное пешком, бессонные ночи взяли свое. Перед комиссией стоял человек без кровинки на лице, но с горящими глазами и сильной волей, который нашел в себе мужество отложить законченный уже большой труд, чтобы отдать всего себя новому заданию, подсказанному жизнью и шедшему из глубины сердца».
Далее ветхие листки свидетельствуют: «…Защита дипломного проекта М. Ваксера состоялась 06.12.1941 и прошла блестяще. Говорят, что стены академии не помнят такой триумфальной защиты. Выступили все, и все предлагали принять его в аспирантуру, что на следующий день и было выполнено. Приняли в этой сессии еще 3 аспирантов (Кочедамова, Короля и Сперанского), но этих приняли на закрытом собрании».
И более печальное: «…Когда в конце декабря или в начале января была устроена академическая выставка, ему отвели специальную комнату, но сам он уже не участвовал в организации своей выставки, а это сделала ученый секретарь академии Мария Александровна Серафимова. Она сказала мне, что он заходил один раз, хвалил ее вкус и выглядел очень плохо: одна рука была подвязана, обморожена».
Как предположил Вячеслав Чернатов, руки архитектор обморозил во время работы над ленинградскими «Окнами РОСТА». Надо сказать, что Моисей Ваксер был великолепным рисовальщиком, о чем было хорошо известно автору послания. Он по памяти называет целый ряд работ, связанных с иллюстрированием книг в издательстве «Белиздат»: «Выпадак на чыгунцы» А. Якимича, «Мацi» М. Горького, «Тыль Уленшпiгель» Шарля де Костера, «Абломаў» И. Гончарова, «1001 ноч», «Северные рассказы» К. Паустовского. Корреспондент был информирован, что Я. Колас остался очень доволен художественным оформлением своего произведения «У глыбi Палесся».
Автор не упомянул заслуги М. Ваксера в других областях искусств. Так, тот получил I премию за проект оформления парада ленинградских физкультурников в Москве. В Мурманске по его проекту был построен Дом Советов. Впрочем, в письме содержится признание: «…разве легко вспомнить все работы этого многогранно плодотворного таланта? Знаю, например, что в течение ряда лет он работал (для себя) над Шекспиром и подготовил сногсшибательные иллюстрации, готовил также и театральные спектакли. Была у него готова объемистая детская книга».
«…В конце января его поместили в стационар академии, что-то вроде лечебницы с усиленным питанием в частной квартире. 02.02.1942 был у него Юрик и принес ему сахар и масло, но он уже не мог кушать. 03.02 он сказал сидевшему у его постели товарищу: «Не уходи, я сегодня умру». Но тот ушел. 04.02.1942 утром М. Ваксера нашли мертвым. Умер он от дистрофии…»
«Весьма печально, что этот 26-летний белорусский архитектор-художник, искрой божьей наделенный, волею судьбы ушел из жизни на самом взлете творческого поиска, — завершил свой рассказ Вячеслав Чернатов. — Я уверен, что многие архитекторы, пережившие войну, в том числе упомянутые в статье народные архитекторы СССР С. Сперанский, работавший в послевоенные годы в Беларуси, В. Король, Г. Заборский, до конца своих дней носивший в теле осколок крупповской стали, и мн. др. трудились с полной отдачей за себя и за тех ребят, которые погибли «на безымянной высоте». У меня такое впечатление, что триумф архитектуры на главном проспекте нашей страны — это и триумф тех, кто не вернулся с войны. В Беларуси Победа — это не только фанфары. Это праздник со слезами на глазах…»